Интервью с людьми, благодаря которым Москва слушает губную гармонику

— Петрович, расскажи, как пришло увлечение гармоникой.

— А я ничего нового добавить, к тому, что я уже говорил, не могу. Я повторяю одно и тоже каждый раз. Просто, мне очень хотелось бы, чтобы в группе (я же был барабанщиком), чтобы в составе обязательно кто нибудь играл на гармошках.

Рому Гегарта я, например, узнал, только когда сам начал играть. Братецкий тогда не умел играть. Был единственный человек, который играл где-то там, в отдалении, когда-то — Алик Микоян. И то, у нас с ним судьбы не перехлестывались никак, потому что он занимается там своими гонками, и мы с ним в одном составе оказаться никак не могли. Играли, но это мало было и давно. И получалось так, что мне ужасно хотелось, что бы вот звучала губная гармошка в составе. Понимаешь? Ну, ужасно хотелось. Чего делать? Я уговорил дружка, он мне привез гармошки из Штатов, и школу еще привез. Привез Hohner, причем не MS, а самые вот эти вот — Original — HandMade. Он мне привез целый комплект, там штук 7. Все тональности были.

— Это когда было?

— Это было лет 8-9 уже тому назад. 92-й год, кажется. Да.

— И сколько времени ушло на занятия?

— Ты знаешь, долгое время где-то я не пытался даже высовываться, потому что стеснялся. Мне казалось, что я так плохо играю. А потом как-то был фестиваль, где-то на Новослободской в каком то институте. Тогда блюзовых составов то и не было, толком то. И В общем, короче говоря, там была старая гвардия, и я напросился с ними джемануть с губными гармошками. И так скромно я там за пианино где-то такое спрятался, взял микрофон поставил, и что-то там попытался сыграть, и это оказалось, такой фурор я произвел, просто вот, на ура. Все прибежали, начали меня поздравлять, говорить: «Старик, ну такой кайф! Когда ты заиграл, музыка расцвела!». И у меня выросли крылья с этого момента. Я уже после этого не стеснялся выходить где-то играть, джемовать.

— Силы почувствовал, так пошло?

— Ну не знаю. Да. Как-то мне показалось, то, что я уже что-то могу. Хотя, сейчас вспомнить, положа руку на сердце, что я там играл? Тремоло я научился играть нормально. Этого хватало мне уже для того, чтобы пытаться где-то выходить.

— Ясно. А, вот ты можешь рассказать про наших гармонистов, как ты кого оцениваешь?

— Я скажу словами Ромки Гегарта. Знаешь, вот журналисты любят всё время говорить «А кто из вас лучше играет? А кто из вас хуже играет?». Ну, кто как скажет. Ну, ты скажешь, например… или я, например, могу сказать, то, что я играю лучше, чем Гегарт? Или там, Гегарт играет лучше, чем я? Понимаешь? Тоже не скажу. Гегарт сказал очень правильно: «Мы все разные». Совершенно все по-разному играют. У каждого есть своё лицо. Здесь же, инструмент такой, очень эмоциональный, здесь всё идет от характера человека. Какой характер, так ты и будешь играть.

— Ну, всё-таки, чем они отличаются?

— Исключительно характером, техника разная, подход к инструменту разный. Если Гегарт, например, он парень такой «нотный». Он знает, что он играет, и как бы он к этому делу с теоретической точки зрения подходит. Я, например, к этому вопросу подходу исключительно с эмоциональной точки зрения.

— Как пришло увлечение губной гармоникой?

— Ну, послушал в своё время Led Zepellin, давно еще со школьных времен — думал, что это и есть блюз. Пытался играть такую музыку. Потом попал ко мне Howlin Wolf c Muddy Waters, решил, что это лучше и интереснее. Тоже пытались играть. Я тогда на гитаре играл, потом начал петь (потому что больше некому было петь), но я тоже не очень то умел, но старался. Потом гармошка в руки попала — старый Blues Harp (hand made) в тональности Ля. Сам пытался играть с записями. Таким образом, и учился. Было это году в 90-91-м. Как раз мы тогда с Мишей Владимировым познакомились, и друг у друга учились, кто чего новенького придумает.

Потом была первая группа, ну совсем любительская. А потом прослушивался у группы Cry Baby как барабанщик, но поиграл на гармонике при них, всем понравилось, и взяли они меня играть на гармошке. И долгое время играл с Cry Baby.

Потом, уже стал собирать уже свою группу, попутно играя в Dance Ramblers на барабанах. Частично потом Dance Ramblers вошел в мой King Bisquit. Ну, играл в Stainless Blues Band, когда Петрович покинул этот состав, где до сих пор и играю.

— А как ты начал учить губной гармонике других?

— Ну, в то время, когда я играл в Cry Baby, мы часто выступали в Арбат Блюз Клубе, и однажды подошла ко мне девушка и сказала (с акцентом — явно не наша), что её друг тоже пытается играть, но для себя. Мы с ним познакомились, звали его Франк — немец, работал security в посольстве. Попросил меня показать кое какие вещи. И мы с ним на протяжении года периодически занимались. Я уже, начал придумывать какие-то упражнения и систематизировать то, что я умел на тот момент. В результате получилось, какое то подобие такой методы. И потом люди стали этим интересоваться, и меня затянуло. А потом мне это интересно. С массой людей общаешься интересных, и потом таким образом себя мобилизуешь к поддержанию формы и дальнейшему развитию.

— А что ты расскажешь про других харперов?

— Самый старший из нас — это Петрович. Человек импульсивный, помимо игры у него еще шоу происходит. Всегда очень ответственно подходит к звучанию и к внешнему виду. У него всегда были хорошие усилители, микрофоны, которые он частично сам собирает. Крайне ответственный в этом смысле человек.

Самым техничным я считаю Сашку Братецкого, который сейчас, к сожалению, мало играет — раньше он играл больше.
Мишка Владимиров — последние года два усиленно занялся музыкальной теорией, и учится на хроматике, играет с разными джазовыми людьми. Интересно играет. Знает очень много мелодий всяких разных и джазовых и не джазовых. Умудрился собрать интересную ни на кого не похожую группу Green Square.

Вовка Кожекин — вообще, у нас самый главный организатор массовых мероприятий и гармошечных в том числе. Без него, пожалуй, блюзовых фестивалей и гармошечных, которые у нас проходили, точно бы не было. Тоже очень здорово играет. Блюзовое чутьё у него хорошее. Оно, конечно у всех есть — без этого никак, всё-таки мы блюзовую музыку играем.

Джон Сорокин — очень прилично сейчас играет. Но я давно его не слышал. Он на моих глазах начал серьезно развиваться — резко пошел в гору. Сашка Братецкий ему прилично помог, показывал какие то вещи. Он активно там у всех учился, ходил спрашивал, в результате прогресс у него быстро пошел.

Это, пожалуй, всё, кто в Москве играет.

В Питере есть еще Максим Некрасов, но он принципиально играет на хроматической гармошке, но играет крайне виртуозно. Я думаю, что таких мало, и не только у нас.

Вот, пожалуй, и всё.

— Спасибо.

— Расскажи, как ты начал играть?

— Всё дело началось в 93-м году. Я в своё время брал редкие барабанные уроки у Михаила Петровича Соколова и пытался играть на барабанах.

Потом как-то Петрович решил играть на гармошке, и мне эта идея очень понравилась. То есть, на гармошках я заиграл благодаря Михаилу Петровичу Соколову. Это не была как бы его инициатива, но он дал такой моральный толчок или импульс.

А дальше всё развивалось очень просто. Полтора года я занимался один, сам по себе по школе Стива Бэкера, а Петрович мне показывал какие то элементарные вещи. А я ходил постоянно на его концерты. То есть в течение, ну не полутора лет, но года точно, я не пропустил ни одного его концерта.

— Есть сейчас постоянный состав?

— В данный момент — да, есть. Год тому назад наш коллектив развалился — «Blues Rhythm Section» он назывался. Он просуществовал ровно 5 лет, и вот, ровно год тому назад — 8-го июня 2000 год в месте Taxman мы дали последний концерт, и всё. После этого коллектив перестал существовать.
Потом был перерыв меньше года, и вот сейчас я играю с Алексеем Аграновским и Евгением Немовым. У нас Трио.

— Аграновский это группа — «Черный хлеб»?

— Нет. Это не «Черный хлеб». «Черный хлеб» отдельно, а Трио отдельно.

— Не мог бы ты выделить сильные стороны у других наших харперов, чем они отличаются друг от друга?

— Да всем. В первую очередь мироощущением. Мироощущение — эта та вещь, которая влияет и на технику, и на мелодическую фразировку, на всё.

— А конкретнее.

— А зачем? Каждый делает, то, что считает нужным.

Кто-то очень любит традицию, например Петрович, и Вовка Кожекин. Это традиционные люди.

У Ромы Гегарта больше склонности ко всяким чикагским делам, к более современным и более прогрессивным.

Я — даже и не знаю. Пусть, про меня говорят другие.

В общем, дела обстоят так: каждый занимается тем, что ему роднее. То есть, исходя из своего мироощущения изначально. Кто-то на роковых корнях подрастал, кто-то учился на джазовых отделениях. Кто-то, просто любит музыку и играет её, например, как Миша Владимиров. Я вот не помню, что бы он где-то изучал сольфеджио и музыкальную теорию. А может, изучал. Я не знаю, не помню.

Вот так вот, обстоят дела.

— Спасибо.

— Да, не за что.

— С чего всё началось?

— Наверное, с пелёнок. Мой папа, кстати сказать, тоже Михаил Владимиров, является большим ценителем джаза. Не удивительно, что уже в колыбели я познакомился с лучшими образцами музыки этого направления.

В старших классах школы я усиленно изучал астрофизику и, как это было тогда модно, по обмену с восточногерманскими коллегами, отправился в ГДР. К концу поездки у меня оставалось ещё немного марок, и я решил купить папе в подарок несколько джазовых пластинок (благо, в ГДР с этим было радикально лучше, чем в СССР). А так-как в музыке я разбирался не очень хорошо ( в тот период меня больше интересовали точные науки ), в магазине мне пришлось подойти к стеллажу с надписью Jazz и купить четыре пластинки наугад. По непонятной мне случайности, три из них оказались блюзовыми: Лондонские сессии Howlin’а Wolf’а, Bessie Smith и Jhon Henry Barbee. Я по уши влюбился в эту музыку. Это было в 88-ом году.

Мы с приятелями даже пытались организовать группу, но с нашим тогдашним уровнем всё это было заранее обречено на провал. И вот однажды, после сдачи очередного экзамена, я и мой коллега по неудавшейся группе, сидели на тротуаре и пили пиво. Вдруг он мне заявляет: «Миша, играй». Я его, естественно, послал. Говорю, мол, Сан Саныч, я сдал экзамен, пью пиво, мне хорошо и играть я ничего не хочу, а хочу попить пивка и расслабиться. Он продолжал настаивать, и, чтоб от него отделаться, я выдал несколько блюзовых фраз. Я не подозревал, что в это время мимо проходил Саша Никишин, которого мой приятель знал в лицо. Заслышав звуки гармоники, Саша подошел поближе и, после знакомства, пригласил джемануть с его группой. Так я впервые попал в Арбат Блюз Клуб. Ну а дальше уже пошло- поехало.

— А с кем ты играл?

— Я переиграл тогда со всеми командами, которые играли в Арбат Блюз Клубе, а подобрала меня команда Dance Ramblers.

— Ясно. Не мог бы дать краткую оценку других наших харперов?

— Всегда тяжело оценивать коллег, особенно таково уровня. У каждого из них есть что-то своё, неповторимое, свойственное только им.

Петрович, например, отличается ураганным «драйвом». Публику на своих концертах он заводит с пол оборота.

Рома Гегарт — потрясающий гармонист: сочетание дикой энергии и прекрасной техники.

Вова Кожекин очень силен в традиционном блюзе, там он просто собаку съел, а ещё он очень весёлый.

Саша Братецкий великолепный технарь. Чтобы так играть пассажи и гаммы, как это делает он, мне нужно посидеть и позаниматься еще года два.

— Как у тебя появилась первая губная гармошка?

— Мне подарили губную гармошку на Новый 1992 год английские друзья. Я одно время жил в Англии. Они почему-то, считали, что я хочу губную гармошку, хотя на самом деле я об этом и не думал. Потом долго не знал, с какой стороны к ней подойти.

А потом, так примерно году в 94-м встретил Мишу Владимирова, он начал играть где-то примерно за полгода до меня, и у нас начался процесс, типа такого обучения.

Не то, чтобы я был его учеником, но очень много вещей я у него подсматривал.

Ромка Гегарт тогда же начинал вместе с Мишкой. Ну, в общем, хорошо всё было. Был обмен опытом постоянный.

Ну и вот уже в 2001-м собрал свою команду. Называется «Станция Мир».

Вообще, играл с очень многими, всех сейчас и не упомню. Немножко там, знаешь, какую нибудь — Агузарову, какой нибудь — Черницкого. Ну, в общем, много с кем.

— А какие планы на будущее?

— Вот, с сентября у нас идет наша программа. К сентябрю компакт выпускаем, и концерты.

А дальше всё очень просто:

Братецкий, Гегарт, Владимиров — больше на микрофон ориентированы, я — больше на акустику. Из-за этого у меня эти вот все «кваки», весь вот этот стиль под Sonny Boy Williamson’a поздние записи особенно, 64-й год, под это всё. В сторону Sonny Terry, но не дотягиваю я до Sonny Terry. А все остальные…

Мишка Владимиров -по джазам, мелодист, гармонист.

Ромка Гегарт — лучше всего прохавал фишку чикагского блюза. Артистичен, радостен, разнообразен.

— Расскажи, как ты начал заниматься губной гармоникой, и как это происходило.

— Было это году в 95-96, сейчас уже не вспомню, я приехал в гости к одному своему знакомому, у которого была такая двухрядная немецкая гармошка Band Master. Я в то время играл на струнных инструментах, на басу и уже кое-какое представление об этой музыке имел. Я взял у него, подудел и начал потихонечку играть на этой гармошке. Так, даже не всерьез, подбирая что-то и так далее.

С Алексеем Плющом мы уже давно знакомы, и он уже к тому времени был сильно подсевши на блюз, и мы начали вместе с ним заниматься. У нас есть еще третий друг — Саша Сафонов — гитарист, у которого была гитара Fender, Marshal ватт на 40 и аппарат, и мы приходили к нему на квартиру тренькать. Вот месяца 3 так и играли.

Я к тому времени уже начал покупать себе диатонические гармошки. И это так совпало, был в то время в Беляево блюзовый клуб, Калачев там устраивал. И мы тоже стали принимать там участие. Создали группу свою — EverGreens году в 96-м (вот было как раз 5 лет в этом году), были еще люди… И потом как-то совпало, что был блюзовый бум годах в 94-95 — ходили, слушали. Петрович, в то время как раз уже играл в Stainless Blues Band, общались с ним. Я бы не сказал, что он оказал основное влияние… Нам он казался тогда крутейшим гармонистом, человек он приятный, общительный, гармошки показывал…

А потом уже в мае-июне было Стенлесам 2 года — они отмечали в Пилоте, и там играли Blues Rhythm Section и King Bisqiut, и это было очень интересно.

Правда, я тогда не попал, но ребята рассказывали, что там такие две группы, там такие 2 гармониста! Потом я начал ходить к ним на концерты. King Bisqit мне очень нравились, да и на Blues Rhythm Section тоже, но там всё на Братецком и держалось. Братецкий меня тогда поразил своей техникой. Он тогда был таким одержимым фанатом — не пил, не курил только играл.

И они на пару Братецкий с Гегартом такое устраивали. Я о них рассказываю, потому что они оказали на меня большое влияние.

И Братецкий давай мне всё там всё показывать, вот такая штука: «Та-тара-та-тара-тара-та-та» — свою гамму сыграет… У меня то такой техники тогда не было… Потом начал слушать записи, снимать что-то пытаться, школы видео — аудио появились. Ну, вот и всё.

В таком ключе мы и играем, правда, мы не стараемся зацикливаться только в традиции. У нас очень много разных вещей. Мы играем и по фанку, и регги, рок-н-ролл… Что интересно в данный момент, то мы и играем.

К сожалению, сейчас остается на занятия губной гармошкой. Мне уже 27 лет, семья… А так, всё интересно.
Вот по регионам поездили. Во Владимир ездили пару раз — понравилось. Прием отличный, публика там прямо качает тебя…

Из музыкантов я люблю, я, наверное, таких как Steve Baker, Shugar Blue, очень нравится Paul Lamb — звукоизвлечение у него, звук как он свой строит. Очень нравится William Clarke — мы играем несколько его вещей, да и Лэмба тоже играем… Да все они хорошие! Carey Bell нравится, Billi Branch — очень интересный гармонист.

Нравится, как играет Рома Гегарт — я считаю, он очень хороший гармонист.

Мишка Владимиров тоже неплохой гармонист.